> hyperion slughorn (1930) & geraldine slughorn-jones (1930)
   > jack slughorn (1948) // СТАРШИЙ БРАТ
   > daniel slughorn (1948) // СТАРШИЙ СВОДНЫЙ БРАТ
   > gennyfer slughorn (1951) // СТАРШАЯ СЕСТРА
   > daisy slughorn (1960) // МЛАДШАЯ СВОДНАЯ СЕСТРА

> horace slughorn (1890) // ДЯДЯ
> dakota jones (1923) // ТЕТЯ

. [indent] . [indent] . [indent] . [indent] . [indent] . [indent] .
i become one with my demon
M Y     D A R K     S I D E     K E E P S     M E     A L I V E

. [indent] . [indent] . [indent] . [indent] . [indent] . [indent] .

[indent]  [indent] д ж о р д ж и а / она пальцами по своему предплечью проводит, подушечками очерчивая края черной метки, что едва заметно колыхается. д ж о р д ж и а / она заворожено следит за тем, как искры из палочки вылетают, до цели добираясь в считанные мгновения. д ж о р д ж и а / тени шепчут ее имя, когда его ботинок в живот упирается, а с губ кровь сплюнуть не получается. Она бежит не сразу. Далеко не сразу вещи собирает и несколько лет живет с убеждением, что когда-нибудь он перестанет. Аттикус каждый раз, правда, удивляет и с новым ударом все больнее проходится по старым ранам. Джорджиа когда-то считалась красавицей: у нее волосы всегда были в аккуратную прическу собраны, под ногтями не скапливалась грязь, а туфли обязательно с каблуком да повыше. Она всегда была чересчур леди, когда проходила по коридорам Хогвартса, книги держала одной рукой, а второй обязательно кого-то обнимала и рядом с собой удерживала, потому что нашептывать так проще было и легче. Ее когда замуж отдают за Гойла, Слагхорн радуется. Она с ним общий язык быстро находит еще в школе, когда седлает в очередной раз метлу и на несколько часов от привычного облика леди избавляется. У нее ветер в волосах путается, Джо их каждый раз в тугой хвост завязывает, чтобы не мешались. Но однажды Пайпер за него ухватывается и не только ей бедро ломает резким толчком, но и здоровый клок выдирает. С тех самых пор Джорджиа волосы бережет и при ссорах с Аттикусом сразу же за ворот прячет — чтобы ухватить не успел.

[indent]  [indent] д ж о р д ж и а / она по лесу бежит и слышит, как он позади ее имя кричит. Аттикус с ума сходит, у него демоны в глазах пляшут, а причины поступкам последние пару месяцев и вовсе сложно найти. Джо во всем винит наказания Темного Лорда: несколько круцио подряд, да еще и принуждение к самобичеванию — он пытается на ней отыграться и боль свою заглушить. д ж о р д ж и а / у нее в ушах сердце ухает, и она за куст ныряет, впопыхах пытаясь нащупать порт-ключ, который обманом оформляет на чужое имя. Портсигар щелкает, и Слагхорн после себя оставляет только вихрь листьев, которые поднимаются от аппарации. д ж о р д ж и а / кричит Аттикус в лесу неподалеку от поместья, а она уже по улицам Бухареста идет, заколдованную сумку к себе прижимая и пытаясь найти тот самый магический переулок.
Она обменивает галлеоны, покупает карту и все необходимые принадлежности, спрашивает дорогу до заповедника и спустя пару дней у ворот его останавливается - д ж о р д ж и а выжила.

[indent]  [indent] Она проводит в Румынии несколько лет. У нее волосы теперь всегда распущены, на затылке только хвост небольшой виднеется, когда кто-то хочет найти ее сквозь кустистые заросли. Гойл меняет имя — теперь ее зовут Сара Рэндалл, и откликается она исключительно только на него. Привычка вырабатывается быстро, и она этому рада — чем дальше от себя прежней бежит, тем больше себя настоящей чувствует. Джо этого объяснить не может и перчатки снимает только к вечеру, когда справляется с осмотром пары самок и остается на несколько часов и с утепленными яйцами. Она на свои ногти обязательно смотрит — под корень практически обрезанные, — а потом шепот слышит отдаленный, который слишком на ее бывшего мужа походит.

[indent]  [indent] Джорджиа никогда не отличалась терпением: она добивалась того, чего хотела с самого Хогвартса. Слизерин ее встретил распростертыми объятиями, а Слагхорн успела занять лучшую постель прямо у окна, за которым ничего, кроме темноты Черного Озера, видно не было. Гриффиндор она ненавидела так же сильно, как и желала смерти Пайпер МакФасти, которая умудрялась ей дорогу переходить в каждом сдвоенном предмете. Слагхорн, порой, в школьные будни вернуться пытается, переосмыслить что-то, задуматься, но всегда на одно и то же воспоминание натыкается: у нее переломана практически вся левая сторона тела, есть не получается, а на соседней койке лежит Пайпс, которую туда положил директор, считающий, что только так они смогут найти общий язык. Джо этот момент почему-то кажется донельзя глупым, она из раза в раз рассказывает его новым знакомым, но никто на шутку не реагирует — возможно, просто язык не до конца выучила и передать всю иронию не смогла.
Она заявку подает в заповедник МакФасти, когда пьяная и в очередной раз пытающаяся вытеснить страхи, вспоминает, что когда-то Пайпер сказала, что ей дорога туда заказана — братья ноги переломают, а родители обязательно добавят. В чем-то, наверное, она была права: Джо была отвратительным человеком и таковым и осталась. У нее в одной ладони бутылка зажата, из которой она глоток за глотком делает, а в другой перо между пальцами перекатывает, когда весь свой опыт расписывает и умудряется даже не приврать.

[indent]  [indent] Возвращение в Англию — плохое решение.
Джорджиа в этом уверяется, когда вновь влажный воздух вдыхает, благодаря попутчика и оказываясь посреди Гебридских островов. Но Темный Лорд ее вызывает на задания, и дальняя трансгрессия лишает сил. Да и из заповедника МакФасти приходит приглашение и хорошее предложение — отказываться от него грешно, ведь она последние пару лет живет исключительно на заработанные самостоятельно деньги. Гойл отслеживает все ее счета, и она не готова настолько рисковать безопасностью, которую успела выстроить.

[indent]  [indent] Стоит ей пройтись по вязкой земле, которая из-за постоянной мороси и близости к океану, мало чем напоминает поле, как Джорджиа себя вновь ощущает под невидимым гнетом. Она бежит от этих мыслей, от шорохов, от боли, которую не заслужила и которой противостоять больше не может, чтобы спустя три года оказаться с рюкзаком за спиной перед огромным заповедником. Слагхорн голову задирает и ладонью глаза от света прикрывает, чтобы в небе разглядеть хотя бы одного дракона, которыми так заповедник гордится, но ничего ее взгляду не попадается. д ж о р д ж и а / лишь в ушах вновь слышится, когда с влажным чавканьем по траве перешагивает, жалея, что не послушалась рекомендаций и не надела резиновые сапоги вместо кроссовок.
Джо добирается до горы, останавливаясь у ее подножия, чтобы дыхание перевести. Трансгрессией воспользоваться не получится — заповедник окружен антиаппарационным полем, специально построенным для того, чтобы избежать браконьерства и не приглашенных гостей. Только эта мысль ее успокаивает, когда страх вновь к желудку подступает стоит ей осознать, куда Слагхорн возвращается и на кой черт. Она тем самым конвертом, в котором и договор, и приглашения хранятся, себе в лицо машет, чтобы отдышаться и дальше наконец двинуться, когда впереди замечает недовольного гебридского дракона. Он плюется огнем в небо, а не на землю, и Джорджиа шагу прибавляет. Она повадки драконов изучить успевает до мельчайших подробностей, но каждый вид особенен по-своему: хочется предположить, что этот готовится к врачеванию, а не агрессирует на тех, кто пытается ему с земли помочь. Слагхорн у ворот оказывается спустя пару минут, которые дракон парит над заповедником и скрывается по другую сторону горы.

[indent]  [indent] — С а р а, — по буквам проговаривает, когда один из работников заповедника просит повторить ее имя и в журнале своем сверяется, приглашена ли она на территорию. Джо подобная отчужденность невероятно устраивает: Аттикус ее никогда найти не сможет, даже если узнает, что она именно здесь прячется. Ворота перед ней наконец открываются, и она на территорию заходит, лямки рюкзака крепче сжимая. Кажется, заповедник намного больше того, в котором Слагхорн до этого работала. Она успевает насчитать несколько кормушек и шесть пастбищ, которые проходит по дороге до главного здания, где ее ждут. Она по ступенькам взбирается — чересчур массивным на ее вкус, — и у двери останавливается, разглядывая колдографии почетных драконологов. Попасть в Заповедник Шотландии достаточно сложно: во-первых, он скорее семейный, чем открытый для всех желающих, во-вторых, работа с гебридскими драконами требует опыта и вовлеченности в процесс — они считаются самыми опасными после азиатских. Джорджиа уверена, что Пайпер здесь не встретит, оттого даже немного расстроиться успевает / вот видишь, Пайпс, еще и твоим родителям понравлюсь. Она на колдографиях замечает несколько удивительно похожих парней, предполагая, что это и есть те самые братья, которые должны были ей рот с мылом промыть.
— Нет, думаю, что там хворосторог, — слышится мужской голос по другую сторону холла. Несколько человек стоят у панорамного окна, с которого открывается вид на еще несколько островов с горами на них. Как правило, драконы именно там устраивают свои пристанища.
— Валлийский зеленый, — настаивает девушка, — не станет Мрак с хворосторогом уживаться, — Джо подходит к ним, выглядывая в окно и пытаясь понять, из-за чего происходит разговор. Черный дракон кружит вокруг горы и, судя по всему, сбрасывает еду кому-то снизу.
— Шведский, — вставляет она в разговор, обращая внимание присутствующих на себя, — во-первых, больший шанс, что именно он сюда залетит, потому что климат подходит для его родных мест. Во-вторых, только шведские скрываются в горных местностях, как правило, отдаленных от зелени, — Слагхорн ладонью в воздухе проводит в знак приветствия, — я — Сара, Сара Рэндалл, — ее никто из присутствующих не знает, и она себя уверенно чувствует в компании незнакомых людей. Метка надежно спрятана под несколькими защитными заклинаниями, а на губах красуется улыбка, которую нельзя принять за недружелюбность или хвастливость. Джо протягивает конверт с приглашением парню, который тут же ее за собой в кабинет какой-то ведет.

[indent]  [indent] д ж о р д ж и а / она на полпути останавливается, замечая наконец среди присутствующих п а й п е р. У нее прическа изменилась и сама она выше успела стать. д ж о р д ж и а / нервно руки прячет за спиной, взгляд тут же опуская и устремляясь за парнем как можно быстрее: — извините, произошла какая-то ошиб…
— Сара, мы тебя так ждали. У нас тут затесалось два длиннорогих, но никто с ними не работал, а румыны пока не могут согласовать дату принятия двух особей, — прерывает ее, а потом взгляд отрывает от документа, — извини, я Тэд, — руку тянет для рукопожатия, и Джо неловко улыбается, тут же в кабинет его забегая и ладонь пожимая. д ж о р д ж и а / сердце слишком часто бьется, она пытается придумать, как из ловушки сбежать. Чем, блять, думала? Ее же фамилия в названии заповедника. Да и куда ее еще возьмут работать? Блять. д ж о р д ж и а / ей уже тяжело с собой совладать, она на месте топчется, ногти кусая: — Тэд, слушай…
— Они обитают на Айлее, мы обычно туда через камины попадаем, — парню совсем не интересно, почему новенькая сказать ему что-то пытается. Но Джо уже получает ключ от дома, в котором расположится, и все необходимые документы. Она из его кабинета сбегает тут же, осторожно пробираясь по коридорам и выбегая из главного здания.

д ж о р д ж и а / д ж о р д ж и а / д ж о р д ж и а

[indent]  [indent] Как бы она ни пыталась от себя сбежать, как бы она ни старалась прошлое позади оставить, Джо все равно сидит в ванной и пальцами по метке, колыхающейся, проводит. Она себя успокоить пытается, что все в порядке будет, что Пайпер ее не узнала и проблем не создаст: крыша над головой есть, хороший оклад, несколько видов драконов. Слагхорн потерять этого не может, ей за работу нужно держаться — она сюда возвращается по причине, а не из-за каприза.
Джорджиа к вечеру выбирается в небольшой паб, который на территории заповедника для местных жителей открыт. Их тут немного и все друг друга знают, но внутри душно и шумно — то, что надо.
[float=left][/float]— Пиво, пожалуйста, — бармену кивает, по сторонам стараясь не разглядывать, но МакФасти тут же замечает. Она один стакан допивает и второй заказывает, когда наконец в ее сторону поворачивается: — почему ты на меня так смотришь? Призрака увидела? — у нее от хмеля глаза блестеть начинают, и Слагхорн ничего умнее придумать не может, как решает в дурочку сыграть. — Или познакомиться хочешь? — ногу на ногу закидывает.
— Я — Сара, а тебя как зовут? Изольда? — кажется, тон ее голоса не совсем дружелюбный, и          д ж о р д ж и а отворачивается, чтобы еще глоток сделать и в руки себя взять.
— Сара, как тебе наши края? — Тэд подсаживается с другой стороны, и она ему кивает с улыбкой на губах: — пока не успела разобраться, но планирую остаться здесь надолго, — предложение договаривает и на последнем слове взгляд на Пайпер переводит / ясно тебе?

THE WORLD IS UP IN ARMS
/ / all the pieces falling apart
gotta get out while you can

[indent]  [indent] патриция на него смотрит, взгляда не отводя; она его черты лица запоминает, чтобы потом каждый раз, когда в темноте в одиночестве домой возвращаться, представлять, что следующий шаг ее последним будет. она — фаталист, она — пессимист, ей, кажется, что она долго не проживет и скоро окажется среди тех, кто червей кормит и навсегда в прошлом остается. если бы сэлвин могла, она бы в моменте потерялась / время бы зациклила и с последствиями не сталкивалась, а лишь одни те же ошибки совершала, чтобы себя наконец до конца изучить. он бы ей что-то говорил, кажущееся сперва сонной бессмыслицей, рассказывал бы о тенях в темноте, спрашивал бы, как бы поступила, если бы оказалась в руке с кинжалом напротив человека, чье будущее закончиться здесь и сейчас должно. эйвор столько всего говорил, и патриция его слушала, кивая, когда он паузы делал, словно этого и ожидал / я тебя слушаю, я тебя слышу — повторяла без конца. но только сейчас, спустя столько лет, поняла, что за тени ему чудились, что такое, когда в ладони кинжал, а перед тобой человек, который жить н е        д о л ж е н.
она первый удар кассиусу наносит и ранит его не смертельно; помнит, что эйвор говорил — лучше перестраховаться. ее пальцы вокруг рукоятки кинжала крепко сцеплены, патриция губы поджимает, с усердием дело свое завершая и пальцы друг о друга растирая, когда трэверс последние хриплые вдохи сделать пытается. она помнит, как сидит на корточках перед его клеткой, как прутьев ладонями касается, а потом с удивлением осознает, что отпечатки свои оставляет.

[indent]  [indent] патриция второй удар наносит незнакомому ей человеку, совершенно случайно вспоминая, что в сумке тот самый кинжал продолжает носить. палочку натаниэль отбирает, запрещая ей приближаться к темноте, что зовет ее // п а т р и ц и я // что шепчет ей о том, как лучше поступить. сэлвин мужчину не знает, она его случайным образом в толпе визжащей выбирает, когда за руку хватает. ей в хаосе проще всего [float=right][/float]ориентироваться — пэт сама из криков надрывных состоит, поэтому улыбку на губах растягивает, когда парень ей на плечо оседает. у нее платье светлое, оно в каплях чужой крови пачкается, липким становится, но сэлвин лезвие внутри незнакомца прокручивает, а потом на его лицо взглянуть пытается. если бы он ее видел,  — если бы только он ее видел, — то слова свои бы назад забрал. только светлые глаза, уже практически закатившиеся, в карие не окрашиваются, и знакомой ухмылки на губах патриция не замечает.
если бы эйвор здесь был, он бы никогда больше в ее сторону не позволил тирады о страхах и слабости. — там, дальше, одна сплошная пустота, — шепчет парню на ухо, когда он кровью ее плечо заливает. она его волосы гладит, кинжалом вверх ведя и усилия немалые прилагая, когда тот за ребро цепляется. — но есть те, кто рожден жить, — сэлвин оглядывается по сторонам, — а есть те, кто рожден, чтобы умереть, — когда парень на лавку заваливается, она на свои ладони смотрит, перепачканные в его крови.
                                         если бы он ее видел, если бы только он ее видел.

[indent]  [indent] патриция из-под одеяла сбегает, как только натаниэль сопеть начинает. она дверь за собой закрывает и по лестнице, скрипучей, спускается. нейт уверен, что она все еще зелья принимает, а пэт к выходу спешит, потому что дышать не может в этом пыльном особняке, потому что в семьдесят шестом по этой же причине на работе задерживается. трансгрессируя со ступенек, сэлвин как можно дальше пытается сбежать, представляя сначала обрыв у океана, который к ней порой в воспоминаниях соленым привкусом на губах возвращается, но в последнюю минуту передумать успевает. она у того самого паба оказывается, напротив двери останавливаясь. эйвор говорит, что рано или поздно она поймет, а она продолжает спорить, потому что убийство — это убийство, это темная магия, которая разрушает, а не свободу дает. но ее пальцы дрожат, когда патриция ими за ручку берется и наконец внутрь заходит.

[indent]  [indent] она здесь в последний раз была больше полутора года назад: уже не фэй, а пэт, уже не девушка с гипотетическими историями, а самая настоящая шпионка аврората. они сидели за тем столом, что сейчас чужой компанией занят: девушка смущается громких криков своего друга и пытается его успокоить, пока патриция у барной стойки останавливается и замечает выпуск ежедневного пророка // «кровавая свадьба» на главной странице пляшет, а снизу колдография того самого заведения, в котором сэлвин себя потеряла, кажется, окончательно.

— фэй? — она на месте замирает, не ожидая, что кто-либо ее помнит, — фэй, привет, — бармен напротив останавливается, на барную стойку наваливаясь. патриция же его имени не помнит. она — фаталистка и пессимистка, а палочку дома оставляет, потому что натаниэль сразу заметит, если та с места пропадет.
— вы обознались, — эйвор узнает, что ее зовут патриция спустя пару месяцев — она сама признается, потому что в нем находит собеседника и поддержку, о которой просить не нужно. заказывать сэлвин ничего не хочет и оставаться здесь тоже не желает, тут же за дверью скрываясь. зачем сюда пришла и почему подумала, что именно здесь его найти сможет трудно объяснить. патриция на свежем воздухе вдох глубокий наконец сделать удается, ветер волосы путает, и она то и дело их пытается за спину забросить, чтобы не мешали.

[indent]  [indent] еще несколько раз она по тем местам проходится, где они с ним виделись, чтобы к последнему сдаться и перестать пытаться отыскать в темноте того, кто ее отождествлением является. пэт в уэльсе оказывается, хотя, наверное, не стоило бы так открыто расхаживать по людным местам — ее все еще могут арестовать за убийство. сэлвин об этом вспоминает, когда в кофе просит виски подлить. что он приходит и напротив садится патриция даже не видит — она взгляда от кружки не отрывает, а только слышит, как стул отодвигается и как он вздыхает, напротив устраиваясь.
[float=left]
.am i gonna bend
am i gonna break?[/float]— не думала, что придешь, — эйвор как-то говорил, что он, как тот самый дьявол, которого по имени четыре раза позвать нужно, чтобы он поверил, что его действительно ищут. пэт глоток кофе делает, взгляд на него все-таки поднимая и запрещая себе хоть на мгновение забыться в воспоминаниях. она что-то сказать должна, но вместо этого ложкой по стенкам чашки стучит, помешивая пойло, которое пить невозможно. эйвор же никак не изменился с последней их встречи. — у тебя уставший вид, — замечает, ложку в покое оставляя и ладони под стол пряча. ходить его и искать по всем местам, где когда-то они встречались, наверное, не самое лучше занятие во втором часу ночи. да и выглядит это, мягко говоря, жалко. — ты был прав, — но пэт ему признаться должна, хотя бы, чтобы свои сомнения отпустить, — не в том, что из меня ничего не выйдет, — голову склоняет на бок, взгляд отводя, потому что на его ладони смотреть и вспоминать, как она по ее шее проходятся не время и не место, — а в том, что я еще раз убью. и когда убью, то буду искать тебя, — сэлвин на него смотрит наконец, потому что признаться в том, что его болезненные слова и правда смысл в себе несли, неприятно.

d  o  n'  t    t  u  r  n    a  w  a  y
d  o  n'  t    t  r  y    t  o    h  i  d  e
don't close your eyes
i can stop the pain if i will it all away

Доркас никогда слабой не была и страха другим не показывала: ни в далёком детстве, когда чудом жертвой оборотня не стала, ни в Хогвартсе, когда насмешкам однокурсников подвергалась из-за шрама на щеке, ни в академии, когда от бессилия на маты оседала после изнурительной тренировки, ни на заданиях, где лицом к лицу с Пожирателями сталкивалась и от авады уворачивалась. Доркас росла сильной и умеющей смелость проявлять даже в те секунды, когда хотелось разрыдаться у кого-нибудь на плече, но с одним своим страхом - самым главным - справиться не могла. Она в бессилии кулаки сжимала, себя ненавидя за иррациональное желание остолбенеть и глаза от ужаса расширить; она пыталась научить себя не бояться и с боггартом наедине оставалась, в ярко-желтые глаза хищника из далёкого детства смотрела, но каждый раз ощущала жар по всему телу, сжигающий внутренности и её саму изнутри. Она слабости показывать ненавидит и старательно их прячет, но как только разговор об оборотнях заходит, себя порой контролирует с огромным трудом; Дора мечтает перестать назад оглядываться и наконец плечи выпрямить, со своим страхом встречаясь наедине, но каждый раз ей чего-то не хватает.
Каждый раз, когда она берёт себя в руки, что-то мешает, обязательно новую картинку подкидывая; она по шраму пальцами проводит, подушечками выпуклость на коже ощущает, и надеется, что когда-нибудь она на горло оборотню наступит и сможет свой страх преодолеть.
Потому что Доркас бояться не хочет, как не хочет напиваться до беспамятства и пополнять запасы зелья; как не хочет от Филлипа каждый раз отскакивать и вспоминать не те тысячи приятных, хороших воспоминаний, а одно-единственное, всё собой затмевающее. Она хотела бы не видеть в нём того монстра из детства, разодравшего на её глазах мальчика, а после полоснувшего когтем её лицо; она себя умоляла в нём не видеть монстра, потому что верила, что Минчум не такой, но всё равно продолжала шарахаться и шипеть агрессивно в ответ на любую попытку с ней ближе быть.
Доркас себя за это ненавидит; и его, наверно, тоже - но это слово слишком сильное, оно всю суть её витиеватых и наполненных бесконечными размышлениями чувств не передадут.
Но Филлип хочет, чтобы она его ненавидела; Доркас, пожалуй, понять бы его могла, но не хочет.

Поэтому в очередной раз с провалом в памяти просыпается и агрессивно на Минчума реагирует, возле себя замечая. Доркас слабой быть перед ним ненавидит - она не хочет, чтобы он в очередной раз с ней возился и на свет вытягивал, она хочет, чтобы он перестал наконец её мучить и приходить в её жизнь каждый раз, как она только учится без него быть.
А Мэдоуз училась долго: пожалуй, до сих пор у неё не получается стать той самой независимой и сильной, потому что склянки на полу вряд ли об успехах говорят. Она ему никогда не расскажет, как тяжело ей было, как она ночами ворочалась и уснуть одна не могла, как с удивлением замечала, что мелкие, бытовые вещи она выполнять не умеет, как в ванной могла разрыдаться от взгляда на стакан с одной зубной щёткой. Она ему никогда не расскажет, как хотела несколько раз забыть о том, что видела, и к нему в дверь постучать, попросить обнять и не заводить разговор больше о том полнолунии никогда. Ему этого знать необязательно: снова слабость, снова неумение быть одной, снова ощущение одиночества и злоба внутри на то, что он своей тайной им обоим жизнь сломал.
Дора не прозорливая, когда дело эмоций касается, но ей не кажется, что Филлип счастлив настолько, как он это показывает; когда она начала к нему присматриваться после долгого отрицания его существования для себя в принципе, поняла, что храбрится он больше положенного, а рядом с ней оказывается чаще, чем нужно. Она не верит, что он ещё к ней испытывает что-то, - не после тех слов, что она ему наговорила, не после стольких лет порознь, - но она верит, что он себя обязанным считает, потому рядом оказывается, когда ноги не держат, а зелье слишком сильно в голову ударяет. Только Дора от этого устала: от вечной беготни и игр в кошки-мышки; она попыталась найти в себе силы не держать его на расстоянии, рядом оказаться - он же хотел этого, нет разве? - и хотя бы друзьями попытаться стать, но Минчум всё перечёркивает, её от себя отталкивая с силой.
Он будит в ней все страхи, которые она так усиленно убить пытается, а теперь вновь рядом с ней оказывается, требуя не просто пары минут, а в её доме обосновываясь и не собираясь даже слушать её гневное сопротивление.

Доркас ломается вновь; она себя ненавидит - за каждый градус повышающейся ненависти к себе новым глотком зелья себя награждает - и вновь оказывается там, где и всегда. Только Фил в этот раз тихо не уходит, а продолжает взглядом её сверлить, и Доркас понимать перестаёт совершенно происходящее.
У неё картинка в голове не складывается, а слова уже кончаются - она как попугай одно и то же ему повторяет, а он как идиот каждый раз её не слушает. Так и стоят, так и не могут друг до друга достучаться; первой всегда Доркас психует и разворачивается, убегает как можно дальше - так проще, когда его рядом нет, себя в чувство привести и перестать думать о том, чего нет. Сейчас Доркас злее обычного, сейчас она ему продохнуть не даёт, потому что он её выкинул из своей жизни нагло, потому что он её сломал в очередной раз, а сейчас она об этом забыть должна и подчиниться. Должна забыть о том, как он её чувства в грязь втоптал, потому что она в январе себе позволила думать, что к нему где-то в душе теплота осталась; должна забыть о том, как он её унизил, к стене прижимая, а потом ушёл и больше не появлялся. Доркас себя устала находить в истерике или депрессии, устала на него затравленно смотреть и пытаться очередную загадку разгадать.
Она просто устала - жутко, мать вашу, невыносимо, - и сейчас хочет одного; но Фил, по всей видимости, совершенно другого.
Взглядом неотрывно за Минчумом следит, когда он к ней приближается и лямку оттягивает; сразу думать начинает, что хреновой идеей было  свитер снимать и предлагать ему то, что она переживёт с трудом. Но она забывает о том, что он не плохой человек, - хоть и пытается обратное доказать, - потому не дёргается даже почти, когда он на неё свитер обратно надевает, только упрямо его одёргивает ещё раз, и продолжает затравленно на него смотреть, на свои остальные вопросы ответов ожидая.
Но слышит полную чушь - она глаза закатывает, потому что сдвинуться с места не может, он её приколачивает и собой закрывает, а Дора только сглатывает нервно, потому что такая близость ей напоминает о том, как он к ней ночью тогда ворвался; но Дора повторения не хочет и к губам его не потянется - разве что оплеуху дать захочет и случайно по лицу попадёт. Она хочет личные границы выстроить и расстояние держать, потому что ей так проще себя контролировать, да и его тоже - она может среагировать на любой выпад, что он выдумает, потому что у Минчума тормозов совсем не осталось, судя по его действиям и словам. Его хриплый голос Мэдоуз бесит - как и он сам, начиная со своего красивого лица и заканчивая идеальной фигурой; сложно видеть монстра в человеке, которого идеальным буквально считала несколько лет. Её бесит, что он вновь ведёт себя так, будто она его игрушка или собственность, а значит, ему позволено всё, что угодно; Мэдоуз закипает и идти на попятную не собирается, выдыхает с облегчением, когда он отодвигается.

[float=right][/float]- Ты рехнулся? - она громко выкрикивает вновь - чёрт возьми, она голос повышать не любит и себя спокойной считает, но сейчас от расслабления ни следа не осталось; как и следов зелья в её организме // очень жаль, чёрт возьми. - Что за чушь ты городишь, Филлип, какое дело? Какой месяц под одной крышей? Ты знаешь, что преследование другого человека - уголовно наказуемо? - она заводится ни на шутку и ни какие просьбы послушать не реагирует, потому что слушать она устала.
Ей, как никому другому, известно, как красиво он говорить умеет; она на его ложь велась долгие пять лет и каждый раз ему удавалось её уболтать, но сейчас она ни единому его слову не поверит. Не тем, где он правду укрывает и пытается заставить её принять как данность тот факт, что ей по утрам придётся с ним на кухне сталкиваться.
- Не собираюсь я слушать твой бред, пока ты мне не объяснишь, какого чёрта решил притащиться и жить у меня! - она видит, как он закипает, как про себя считает, чтобы не броситься агрессивным зверем в нападение, но ей плевать; он сам виноват в том, что делает, и в том, как она на это реагирует.
У Доркас в голове не укладывается, что его к ней на порог привело и заставило на диване обосноваться; и она смиряться с этим не собирается, потому что учится быть без него - а с ним рядом этого никак не получится. Доре это всё надоело - она хочет уйти, а не выслушивать его крик, но он дверь запирает и выйти ей не даёт, на что она возмущённо назад дёргается, и хочет уже рот открыть, чтобы его вновь агрессией обдать.
[float=left][/float]Только Мэдоуз совершенно не ожидает, что Минчум голос повысить тоже может; она на месте замирает, когда он с итальянского на английский возвращается и срывается на неё, кажется, впервые. Доркас замолкает мгновенно, от страха съёжившись, но всё ещё со злостью в глазах на него смотрит; да какого чёрта происходит?
- Думаешь, этого мало? - откликается тихо, усмехнувшись невесело; одной этой лжи про ликантропию хватило для того, чтобы её пополам разрубить и так и не дать рубцам зажить. Да, он прав, что никогда её не трогал и от боли оберегал; но про один маленький факт забыл, вынудил её увидеть то, чего она видеть никогда не должна была, и теперь считает, что имеет право стоять в её комнате и орать на неё. - Или думаешь, мне тебя ненавидеть нравится? Напиваться и не помнить целый вечер, просыпаться с гудящей головой? - вкрадчиво спрашивает, резонируя ярко с его повышенным голосом, даже шаг вперёд делает, внимательно в его лицо смотря.

Фил для неё с новой стороны открывается - неизведанной ранее - Доркас вновь на его крик шугается, дёргается и чуть ли не хватается за палочку; с обидой смотрит на него, когда он её идиоткой зовёт, и глаза щурит, потому что она его не обвиняет в том, что он ей говорит. Она вряд ли подумать могла, что Фил к ней прикоснётся или убьёт, потому что как бы он не думал, чудовищем она его не считает; она боится другого совсем и ему это известно.
Но сейчас Доркас замечает изменения в его лице, видит, как он успокоиться пытается, а после - угрожает, и Дора теряется окончательно, совершенно перестав происходящее понимать. Он себя ведёт по-новому, не так, как Мэдоуз привыкла, и её к месту пригвождает от того, как он слова выбирает и как давит на то, что обсуждению его переезд не обсуждается.
Доркас резко глаза расширяет и голову вскидывает, смотря на него с осознанием; она к нему шаг делает, расстояние между ними разрывая нацелено, и рядом с ним замирает, в тёмные глаза смотря требовательно.
- Что происходит? - громко спрашивает, руки на груди складывая, испепеляя Минчума взглядом сощуренных глаз. - Что случилось, Филлип? Почему тебе нужно за мной следить и находиться рядом? - он, кажется, снова забыл о том, что она не дура, и даже за пеленой ярости рассуждать умеет; Доркас все его слова про себя повторяет и наконец понимает, что он не договаривает самое важное, вновь за бортом её оставляя. - За мной кто-то охотится? Кто-то из тех, кто напал на твоего отца? - она за самую правдивую историю цепляется, нити тянет, пытаясь клубок развязать, и на Филлипа теперь сама давит. - Ты снова забыл, что я аврор, и могу за себя постоять? Или о том, что меня могут убить в любую секунду, потому что я выполняю свою работу хорошо, тоже забыл? - не замечает, как некоторые слова из-за нервов на испанском произносит // она вновь на него голос повышает, потому что в няньке не нуждается, а в охране тем более. Она боевой магией может и не владеет так, как Аластор, Фрэнк или Марлин, но на поле боя с ними плечом к плечу стояла и отбивалась всегда; она перед ним сейчас живая стоит, хотя стольких за решётку упекла, врагов себе наживая, и от авад уворачивалась. - Объясни мне немедленно, что происходит, иначе я вышвырну тебя отсюда и приложу Конфундусом, - кому, как не ему, знать о том, что это заклинание у неё мощным всегда выходит; Доркас терпение теряет и снова к двери рвётся, чтобы вниз выбежать и в его вещах покопаться, но он ей выйти не даёт, заставляет вновь руки из-под его ладоней выдёргивать. - Да Мерлин тебя раздери, Филлип, я не маленький ребёнок и не твоя собственность, чтобы ты со мной себя так вёл, - взрывается вновь, угрозы его вспоминает и как в глазах огонь загорался, когда орать начинал. - Я имею право знать, что происходит, и уж точно имею право на объяснение, какого чёрта ты решил жить у меня дома, - она ему в грудь пальцем тычет, потому что он её бесит невыносимо; она бы с радостью сейчас ему больно в ответ сделала, потому что одна страдать устала.
Но знает, что не сможет; потому выжидающий взгляд на него устремляет, уже зная заранее, что если он снова увильнуть попытается, палочку к себе призовёт и обязательно ему покажет, кого ещё в этой комнате защищать надо.

looks at her average life
and nothing has been alright

[indent]  [indent] Джорджиа никогда не гасит свечи в комнате. Она перед сном наблюдает за тенями, что после себя пламя на стенах рисует. В одной замечает дракона, в другой - войну, а третью долго разглядывает и на постели садится удобнее, затылком в стену утыкаясь. Края у тени неровные, она то и дело скачет от потолка и до стола напротив, а Слагхорн, сама того не замечая, улыбаться начинает, наблюдая за этим. Свеча, кажется, не двигается, зато тот самый отпечаток, по которому можно, наверное, будущее прочитать, места себе найти не может. Джо любила когда-то прорицания, пока не растеряла интерес к изучению чего-то непонятного. В Хогвартсе легко можно было отказаться от одного и перейти к другому: сменить клуб или поссориться с лучшими друзьями. Сейчас же Слагхорн связана обещаниями и обязанностями. Порой создается впечатление, будто бы она в очередной клетке оказывается, из которой сбежать не получится, даже если очень попытаться.
Чем дольше она на тень смотрит, тем отчетливее в ней различает волнистые волосы, обрамляющие лицо. Они небрежно переброшены на одну сторону, чтобы не мешали заполнять документы. Между бровей Джорджиа замечает складку — отблеск из окна, сквозь которое все еще виднеется небольшая луна. Еще немного // совсем чуть-чуть // и она в силуэте на стене различает Пайпер.

[indent]  [indent] Эта мысль заставляет ее свечу затушить и впервые за последние четыре года заснуть в темноте.

[indent]  [indent] Слагхорн никогда себя хорошим человеком не считала: она словно возвращается в Гойл-мэнор, чтобы сквозь кусты терновника пробежать до леса. Правда лабиринт каждый раз увеличивается и запутывается все сильнее. Джорджиа ни за что ухватиться не может — она теперь понятия не имеет, кем является. Сара Рэндалл, которой боль подобная не знакома, больше не примеряется на воспоминания, что Пайпер собой на поверхность вытаскивает. Она на МакФасти смотрит и не может больше улыбку на губах растянуть, потому что перед глазами тот самый ужин на седьмом курсе, его пальцы на ее колене под столом и радостные крики со стола Гриффиндора. Насколько Джо было плохо, настолько же боли она приносила Пайпс всеми возможными способами. Пусть даже безобидная шутка с окрашиванием волос — все равно легче дышать становилось. Ей за это стыдно иногда бывает // особенно, когда Пайпер себя профессионально ведет и, кажется, старается позади оставить то, что их в Хогвартсе связывало. Джорджии не нравится, что подобное ее задевает. Она все чаще угрюмо в ее сторону смотрит, надеясь хотя бы чем-то спровоцировать злость или недовольство, но как бы сильно ни пыталась, МакФасти не поддается дрессировке.

[indent]  [indent] Ее работа сводится теперь к попыткам избежать компании Пайпер. Она кажется вездесущей: куда бы Джорджиа ни пошла, везде то разговоры про нее, то она сама. Слагхорн краем уха слышит, что МакФасти была замужем, но о большем никто не распространяется. Разговорить даже завсегдатаев бара не получается, сколько бы Джо ни покупала им выпивки, потому что: — а тебе-то что? — отрезвляет похлеще прохладного душа, под которым Джорджиа прячется после до самой полуночи.

[indent]  [indent] Она на задание собирается с четырех утра: просыпается слишком рано. В голове кавардак, но Слагхорн уже успевает к этому привыкнуть. Когда-то удавалось отдохнуть от своих же страхов, представившись Рэндалл, теперь же любые попытки заканчиваются испорченным настроением. Джорджиа себя не любит // она себя знать не хочет, потому что в ее имени один лишь шепот, шипящий, недовольный и тяжёлый. Он пробегается холодом по позвоночнику и оставляет после себя дрожь в пальцах, которые то и дело приходится сжимать в кулаки и разжимать тут же, чтобы размять и не дать страху дальше распространиться. Спустя мгновение ей начинает чудиться ментоловый запах и аромат его духов // тут же Слагхорн открывает окно нараспашку и из него высовывается, чтобы свежего воздуха вдохнуть и наваждение с себя сбросить.

[indent]  [indent] Пайпер своим существованием Джорджии каждый раз напоминает, кем она была и кем осталась, как далеко бы ни бежала. Если бы не сошедший с ума Аттикус, он бы наверняка ее смог найти даже тут. Очередное утро с краснеющим горизонтом не приносит с собой успокоения, и Слагхорн поправляет рюкзак, выдвигаясь к месту сбора.

[indent]  [indent] Она могла бы из заповедника уехать и скрыться в другом месте, но все не так просто. Хотя, наверное, проще уже некуда. Другое дело, что Джо не хочет пытаться скрыться в очередной раз. Сдалась она или, наоборот, осмелела — непонятно, а она шагу прибавляет, чтобы не опоздать и не вызвать очередной шквал недовольства старшего МакФасти.
Работать на эту семью оказывается не то чтобы сложно, скорее — душевно. Это самое чувство Слагхорн и пугает, наверное, сильнее всего. Они подходят к заповеднику с любовью, они семьей зовут всех, кто причастен к общему делу, и даже Джо, порой, обнимать пытаются, а она шипами тут же обрастает, с каждым разом все хуже их скрывая под дружелюбностью Сары.

[indent]  [indent] Она игнорирует Пайпер, которая на каждом задании с нее взгляда не сводит, словно ожидая, что Джорджиа снова кого-то вверх ногами подвесит и заставит выплевать слизней. — Привет, — здоровается с Дайтаном, забирая дневник, в котором последние наблюдения за длиннорогом. Слагхорн находит его парой месяцев назад и только недавно выпускает на волю. Привязанность к драконами — худшее, что может случиться с драконоборцем, поэтому Джо выбирает дорогу драконолога. Она пробегается по записям и довольно прячет дневник в рюкзак.
— На Джурре замечено три особи, говорят, женские, — объясняет Дайтон, раздавая присутствующим склянки, которыми они должны смочить экипировку на всякий случай. — Прилетели с юга, возможно, двинутся к северу. Нужно удержать, иначе Министерство снова попытается вмешаться, — Слагхорн кивает, передавая противоожоговую мазь дальше по кругу и отмечая, что драконологи делятся по группам: — Пайпер с Сарой, — Джо губы поджимает, но ни слова против не говорит — права не имеет себя дискредитировать. Она обещает Пайпер соблюдать правила, а общения Джорджиа в последнее время старается исполнять.

[float=right][/float] [indent]  [indent] Когда все разбирают порт-ключи и отправляются ко своим подопечным, Джо ладони друг о друга потирает, дожидаясь, пока Пайпер сама что-то скажет. Но она сохраняет молчание, а Слагхорн с омерзением осознает, как четко вчера тени свечи изобразили линии ее лица.
— Так и будешь медлить? — толкает ее в сторону, злясь скорее на саму себя // и на то, что ни черта не понимает. Джоржиа осторожно касается порт-ключа, протягивая вторую часть палки Пайпер: — Мерлин, ты можешь перестать копошиться? Туда и обратно, большего от тебя не требуется, — ей нужно быть учтивее, ей нужно молчать и не заставлять щеки МакФасти краснеть от гнева, только вот не получается, только вот заебала.
— МакФасти, не раздражай меня с самого утра, — тянется за ее рукой и, цепко перехватив запястье, тянет к порт-ключу.
                   смотри, Аттикус, смотри.

[indent]  [indent] Джо губы закусывает изнутри, когда осознает, на кого в этот самый момент оказывается похожей, а потом в сторону выдыхает и наконец глаза закрывает в трансгрессии.

looks at her average life
and nothing has been alright

[indent]  [indent] Джорджиа никогда не гасит свечи в комнате. Она перед сном наблюдает за тенями, что после себя пламя на стенах рисует. В одной замечает дракона, в другой - войну, а третью долго разглядывает и на постели садится удобнее, затылком в стену утыкаясь. Края у тени неровные, она то и дело скачет от потолка и до стола напротив, а Слагхорн, сама того не замечая, улыбаться начинает, наблюдая за этим. Свеча, кажется, не двигается, зато тот самый отпечаток, по которому можно, наверное, будущее прочитать, места себе найти не может. Джо любила когда-то прорицания, пока не растеряла интерес к изучению чего-то непонятного. В Хогвартсе легко можно было отказаться от одного и перейти к другому: сменить клуб или поссориться с лучшими друзьями. Сейчас же Слагхорн связана обещаниями и обязанностями. Порой создается впечатление, будто бы она в очередной клетке оказывается, из которой сбежать не получится, даже если очень попытаться.
Чем дольше она на тень смотрит, тем отчетливее в ней различает волнистые волосы, обрамляющие лицо. Они небрежно переброшены на одну сторону, чтобы не мешали заполнять документы. Между бровей Джорджиа замечает складку — отблеск из окна, сквозь которое все еще виднеется небольшая луна. Еще немного // совсем чуть-чуть // и она в силуэте на стене различает Пайпер.

[indent]  [indent] Эта мысль заставляет ее свечу затушить и впервые за последние четыре года заснуть в темноте.

[indent]  [indent] Слагхорн никогда себя хорошим человеком не считала: она словно возвращается в Гойл-мэнор, чтобы сквозь кусты терновника пробежать до леса. Правда лабиринт каждый раз увеличивается и запутывается все сильнее. Джорджиа ни за что ухватиться не может — она теперь понятия не имеет, кем является. Сара Рэндалл, которой боль подобная не знакома, больше не примеряется на воспоминания, что Пайпер собой на поверхность вытаскивает. Она на МакФасти смотрит и не может больше улыбку на губах растянуть, потому что перед глазами тот самый ужин на седьмом курсе, его пальцы на ее колене под столом и радостные крики со стола Гриффиндора. Насколько Джо было плохо, настолько же боли она приносила Пайпс всеми возможными способами. Пусть даже безобидная шутка с окрашиванием волос — все равно легче дышать становилось. Ей за это стыдно иногда бывает // особенно, когда Пайпер себя профессионально ведет и, кажется, старается позади оставить то, что их в Хогвартсе связывало. Джорджии не нравится, что подобное ее задевает. Она все чаще угрюмо в ее сторону смотрит, надеясь хотя бы чем-то спровоцировать злость или недовольство, но как бы сильно ни пыталась, МакФасти не поддается дрессировке.

[indent]  [indent] Ее работа сводится теперь к попыткам избежать компании Пайпер. Она кажется вездесущей: куда бы Джорджиа ни пошла, везде то разговоры про нее, то она сама. Слагхорн краем уха слышит, что МакФасти была замужем, но о большем никто не распространяется. Разговорить даже завсегдатаев бара не получается, сколько бы Джо ни покупала им выпивки, потому что: — а тебе-то что? — отрезвляет похлеще прохладного душа, под которым Джорджиа прячется после до самой полуночи.

[indent]  [indent] Она на задание собирается с четырех утра: просыпается слишком рано. В голове кавардак, но Слагхорн уже успевает к этому привыкнуть. Когда-то удавалось отдохнуть от своих же страхов, представившись Рэндалл, теперь же любые попытки заканчиваются испорченным настроением. Джорджиа себя не любит // она себя знать не хочет, потому что в ее имени один лишь шепот, шипящий, недовольный и тяжёлый. Он пробегается холодом по позвоночнику и оставляет после себя дрожь в пальцах, которые то и дело приходится сжимать в кулаки и разжимать тут же, чтобы размять и не дать страху дальше распространиться. Спустя мгновение ей начинает чудиться ментоловый запах и аромат его духов // тут же Слагхорн открывает окно нараспашку и из него высовывается, чтобы свежего воздуха вдохнуть и наваждение с себя сбросить.

[indent]  [indent] Пайпер своим существованием Джорджии каждый раз напоминает, кем она была и кем осталась, как далеко бы ни бежала. Если бы не сошедший с ума Аттикус, он бы наверняка ее смог найти даже тут. Очередное утро с краснеющим горизонтом не приносит с собой успокоения, и Слагхорн поправляет рюкзак, выдвигаясь к месту сбора.

[indent]  [indent] Она могла бы из заповедника уехать и скрыться в другом месте, но все не так просто. Хотя, наверное, проще уже некуда. Другое дело, что Джо не хочет пытаться скрыться в очередной раз. Сдалась она или, наоборот, осмелела — непонятно, а она шагу прибавляет, чтобы не опоздать и не вызвать очередной шквал недовольства старшего МакФасти.
Работать на эту семью оказывается не то чтобы сложно, скорее — душевно. Это самое чувство Слагхорн и пугает, наверное, сильнее всего. Они подходят к заповеднику с любовью, они семьей зовут всех, кто причастен к общему делу, и даже Джо, порой, обнимать пытаются, а она шипами тут же обрастает, с каждым разом все хуже их скрывая под дружелюбностью Сары.

[indent]  [indent] Она игнорирует Пайпер, которая на каждом задании с нее взгляда не сводит, словно ожидая, что Джорджиа снова кого-то вверх ногами подвесит и заставит выплевать слизней. — Привет, — здоровается с Дайтаном, забирая дневник, в котором последние наблюдения за длиннорогом. Слагхорн находит его парой месяцев назад и только недавно выпускает на волю. Привязанность к драконами — худшее, что может случиться с драконоборцем, поэтому Джо выбирает дорогу драконолога. Она пробегается по записям и довольно прячет дневник в рюкзак.
— На Джурре замечено три особи, говорят, женские, — объясняет Дайтон, раздавая присутствующим склянки, которыми они должны смочить экипировку на всякий случай. — Прилетели с юга, возможно, двинутся к северу. Нужно удержать, иначе Министерство снова попытается вмешаться, — Слагхорн кивает, передавая противоожоговую мазь дальше по кругу и отмечая, что драконологи делятся по группам: — Пайпер с Сарой, — Джо губы поджимает, но ни слова против не говорит — права не имеет себя дискредитировать. Она обещает Пайпер соблюдать правила, а общения Джорджиа в последнее время старается исполнять.

[float=right][/float] [indent]  [indent] Когда все разбирают порт-ключи и отправляются ко своим подопечным, Джо ладони друг о друга потирает, дожидаясь, пока Пайпер сама что-то скажет. Но она сохраняет молчание, а Слагхорн с омерзением осознает, как четко вчера тени свечи изобразили линии ее лица.
— Так и будешь медлить? — толкает ее в сторону, злясь скорее на саму себя // и на то, что ни черта не понимает. Джоржиа осторожно касается порт-ключа, протягивая вторую часть палки Пайпер: — Мерлин, ты можешь перестать копошиться? Туда и обратно, большего от тебя не требуется, — ей нужно быть учтивее, ей нужно молчать и не заставлять щеки МакФасти краснеть от гнева, только вот не получается, только вот заебала.
— МакФасти, не раздражай меня с самого утра, — тянется за ее рукой и, цепко перехватив запястье, тянет к порт-ключу.
                   смотри, Аттикус, смотри.

[indent]  [indent] Джо губы закусывает изнутри, когда осознает, на кого в этот самый момент оказывается похожей, а потом в сторону выдыхает и наконец глаза закрывает в трансгрессии.

Регулус считает Сириуса виноватым в том, что сам Блэк привык обвинять родителей. Они настраивают брата против брата, как будто по-другому не бывает, как будто только соперничество приведет к успеху. Теперь же между ними настолько глубокая пропасть, что Сириус не уверен в правильности даже риска прыгнуть, чтобы дотянуться до Регулуса. Его усилия все равно никому не нужны, а эгоистичное желание успокоить собственную совесть его вовсе не волнует. Блэку важно, чтобы брат осознавал, во что ввязывается, а остальное уже полностью зависит от него самого.
Он это произнести хочет, начистоту поговорить, но Регулус вряд ли поймет. У него какая-то странная тактика обороняться, когда этого не требуется. Сириус, наверное, сам виноват в происходящем: приучил брата ожидать от него очередного укола, поэтому вместо того, чтобы признаться, как ему тяжело, он только больше напрягается.

— У меня хватит и связей, и сил, Регулус, — качает головой, потому что не понимает, как так получается, что брат его настолько плохо знает. — Мы с тобой никогда не были близки, и ты, к сожалению, понятия не имеешь, сколько всего я могу сделать, если ты позволишь, — он звучит как последняя сволочь, превознося себя над остальными, но Сириус действительно в данной ситуации считает себя чуть не единственным, кто способен брата на поверхности удержать. Мать потыкает его капризам, отец старается балансировать в условиях войны, а Регулус рвется в бой, чтобы кому-то что-то доказать. Сириус не знает, кто именно является причиной такого его поведения — какая-то девушка или же собственные комплексы, но в любом случае это не имеет никакого значения.
Если так продолжится, то рано или поздно братья окажутся на поле боя и будут вынуждены поднять друг на друга палочки. Этого Сириусу хотелось бы избежать любой ценой.
— То есть, ты хочешь сказать, что тебя не волнует тот факт, что мы с тобой можем убить друг друга? — с недоверием оглядывает Регулуса, пытаясь понять, куда именно он клонит. Шанс на искупление есть у каждого, достаточно этого захотеть; достаточно это задать своей целью. Сириус никогда не отказывает в помощи тем, кто в ней нуждается, и брата он ни за что не оставит. Только лишь при условии, что Регулус этого сам хочет. Но если его предрассудки настолько сильны, что он готов продолжать бессмысленную борьбу за глупую цель, то Сириус ничего не сможет сделать.

Признавать поражение он не умеет, но, кажется, наступает тот самый момент, когда именно этим он и должен заняться.

Брат произносит то, что у него становится костью в горле. Сириус шумно втягивает затхлый воздух носом, ладонями нетерпеливо проводит по бедрам, пытаясь то ли с мыслями собраться, то ли удержать себя от недовольного ругательства. Родители добились наконец своего: Регулус готов вооружиться против старшего брата, будучи слепым последователем какого-то идиота.
Столько разговоров о превосходстве Блэков, чтобы спустить эту самую привилегированность на безоговорочное подчинение фанатику.
Сириус сплевывает на ковер, потому что с братом ему больше говорить не о чем — он на ноги поднимается.

— Если я увижу тебя на поле боя, я тебя убью сразу же, Регулус, — не смотрит на него, не отрывая взгляда от двери. — У тебя был шанс доказать мне, что ты умнее всех этих идиотов, которые на колено опускаются перед больным ублюдком. Но ты такой же, как они. В тебе нет ничего, за что нужно бороться, а в мире еще есть люди, которые достойны спасения. Очень жаль, что ты не один из них, — только тогда он взгляд на Регулуса переводит, потому что смотреть в дверь, наверное, чересчур глупо.
Сириус надеется, что брат передумает, что все, что происходит между ними, не имеет значения, ведь в мире творятся вещи пострашнее. Но Регулус не осознает этого: у него другие идеалы и совершенно иные представления о том, что правильно, а что нет. Хотелось бы протянуть ему руку и пожать ладонь так, как Сириус это постоянно делает с Ремусом или Джеймсом, но вот только рисковать он не станет.
Угроза направить палочку на старшего брата должна стать последней каплей, наверное, да для Блэка эти слова все равно остаются пустыми. Регулус хочет казаться взрослым и серьезным, он ему мешать не станет. Но и тратить свое время впустую тоже не станет. Если станет вопрос между безопасностью Лили и братом, он выберет первую, потому что она умеет жить и сострадать. Такие люди нужны этому миру, а не те, которые не могут отличить зло от жадности.

— Если ты когда-нибудь передумаешь, ты знаешь, где меня найти, — коротко отвечает Сириус, некоторое время рассматривая опущенную голову Регулуса. — Но лучше не попадайся мне на глаза на заданиях, — предостерегает, потому что его слова никогда не бывают пустыми. Блэк старается своим обещаниям следовать, ибо репутация имеет свой вес. Возможно, у него нет больше чистокровных связей, но у него теперь есть друзья и семья, которые на него рассчитывают. Сириус не имеет права подвести остальных, поэтому он спешит из дома скрыться — и так слишком многое поставил на кон, надеясь добиться справедливости хотя бы для запутавшегося Регулуса.

Он останавливается на углу дома, закуривает, поворачиваясь спиной к ветру, чтобы огонь не тух каждый раз, когда язык пламени касается папиросы. Глубокая затяжка не помогает успокоить нервы, и Сириус большим пальцем трет глаз, пытаясь себя в рук взять.
Неловкий взгляд на дом на площади Гриммо, скрытый от людских глаз, ничего не дает. Но Блэк готов руку на отсечение отдать, что мать смотрит на него прямо в этот самый момент, проклиная и желая самой мучительной смерти.
Что ж, возможно, когда-нибудь она его застанет от руки младшего брата.

Вот были бы похороны.